18 марта 1946 года на Нюрнбергском процессе. Вечернее заседание

Вечернее заседание 18 марта открывается ходатайством защитника Штамера вызвать 19 марта в качестве свидетеля шведа Далеруса, который находится в Нюрнберге, но изъявляет желание выехать в Швецию. Суд соглашается с просьбой защитника. Возобновляя перекрёстный допрос, представитель американского обвинения Джексон ставит Герингу вопрос о том, расходились ли его взгляды с взглядами Гитлера относительно войны с Советским Союзом. Геринг заявляет, что было известное различие в оценке создавшегося положения, но как Гитлер, так и он были одного мнения в вопросе о войне с Советским Союзом. Касаясь расхождений между Гитлером и Герингом в вопросе о войне с Советским Союзом, Геринг говорит, что «речь шла лишь о противопоставлении двух стратегических точек зрения».

Обвинитель: Вы были против этого потому, что вы полагали, что это было опасным шагом с точки зрения Германии?

Геринг: Да. Я считал, что не было предпосылки для выполнения этого предприятия в тот момент.

Геринг хвастливо говорит, что он был вторым человеком в Германии, что вместе с Гитлером он планировал нападение и разрабатывал планы фашистского заговора. Когда же обвинитель ставит вопрос, почему же он не хотел отстаивать своего мнения, Геринг путанно заявляет, что он - солдат, что «никого не интересовало, разделял ли он то или другое мнение». На вопрос обвинителя, почему он не обратился к германскому народу, подсудимый отвечает: «Германский народ узнал об объявлении войны России только тогда, когда эта война началась. Его не спрашивали ни о чём».

Геринга спрашивают, в какое время он понял опасность конфликта с Советским Союзом. Подсудимый отвечает, что опасность германско-советской войны для Германии он понял тогда, когда убедился в том, что война проиграна. Обвинитель спрашивает, когда подсудимый понял это.

Я понял это, отвечает Геринг, когда началось русское наступление в январе 1945 года, которое привело русских на Одер, и когда началось одновременно арденнское наступление. Только после этого я начал думать, что мы идём к поражению.

Затем Геринг долго разглагольствует об успешной и неуспешной войне, заявляя, что Германия рассчитывала на успешную войну, то есть готовилась навязать свою волю противникам, но в конце концов пришла к тому, чтобы закончить войну хотя бы без поражения. Геринг жалеет, что он имел слишком мало самолётов-снарядов и ракет, чтобы бомбить союзников, ибо, по его словам, «только таким образом мы могли бы вызвать большое количество жертв среди противников».

Продолжая рисоваться, Геринг заявляет, что если бы Гитлер был убит, то он, Геринг, был бы его преемником.

Геринг часто становится в позу героя. Факты, предъявленные обвинением, и его собственные документы разоблачают Геринга как карьериста, лжеца, провокатора и предателя, который мог предать кого угодно, продать что угодно для возвеличения своей собственной персоны.

Обвинитель выясняет рядом вопросов, что Геринг хорошо знал действующих лиц, организовавших поджог рейхстага в 1933 году, что действительно имелся прямой подземный проход из дома Геринга в рейхстаг. Однако Геринг отрицает, что он был инициатором этого поджога.

Обвинитель: Вы когда-нибудь хвалились тем, что подожгли здание рейхстага?

Подсудимый: Это была шутка. Я говорил, что я соперничаю с императором Нероном.

Обвинитель: Значит, вы никогда не заявляли, что подожгли здание рейхстага?

Подсудимый: Я знаю, что Раушнинг в своей книге написал, будто бы я говорил ему это. Но я видел Раушнинга только два раза в своей жизни. Если бы я поджёг рейхстаг, я бы не признался ему.

Обвинитель уличает подсудимого во лжи. Он предъявляет документ, доказывающий, что Геринг говорил это не только Раушнингу, но и большому кругу лиц, собравшихся в день рождения Гитлера в ставке фюрера в Восточной Пруссии в апреле 1942 года, и в частности показание генерала Гальдера.

Далее обвинитель выясняет подробности массовых убийств, совершённых Гитлером, Герингом и компанией 30 июня 1934 года. Как ни изворачивается Геринг, как ни лжёт, он всё же вынужден признать, что гитлеровцы одним ударом уничтожили своих политических противников, обвинив их в заговоре против Гитлера.

После голословного и лживого заявления Геринга о том, что Германия не готовилась к войне, обвинитель предъявляет подсудимому его собственные показания, данные на предварительном следствии, в которых Геринг утверждал, что Германия начала перевооружаться немедленно после прихода фашистов к власти.

Обвинитель предъявляет Герингу заявление, сделанное им 18 декабря 1936 года. В этом заявлении Геринг говорил о необходимости перевести всю германскую экономику в течение четырёх лет целиком на военные рельсы, поставив её в такое положение, - в каком она была бы, если бы была объявлена воина. Стремясь скрыть явно агрессивный характер этой установки, Геринг невнятно бормочет о том, что якобы все эти германские приготовления носили чисто мирный характер. Обвинитель снова уличает его во лжи, оглашая выдержку из доклада Геринга, сделанного 8 ноября 1943 года в Мюнхене. «Германия в начале войны, - говорил тогда Геринг, - была единственной страной в мире, которая обладала замечательным боеспособным воздушным флотом. Остальные страны раздробили свои силы. В результате мы обладали инструментом, который был способен действовать эффективно и быстро. Основной костяк воздушного флота создан так, чтобы он мог воздействовать на вражескую территорию со стратегической точки зрения». Подсудимый охотно подтверждает сказанное: «Это абсолютно верно. При всех обстоятельствах я мог сказать это, и я так же действовал».

Дальнейший допрос выясняет, что Гитлер и Геринг послали германские войска в Австрию, чтобы помешать австрийскому народу хоть в какой бы то ни было форме выразить свой протест против фашистского переворота. Германские войска должны были гарантировать спокойное поведение австрийского населения и «энтузиазм» по поводу присоединения Австрии к Германии. Геринг не верил, что Зейсс-Инкварт, назначенный им австрийским канцлером, сумеет справиться с этой задачей без помощи германской армии.

На этом вечернее заседание 18 марта закрывается.