25 апреля 1946 года на Нюрнбергском процессе. Вечернее заседание

На вечернем заседании трибунала 25 апреля продолжался допрос свидетеля Гизевиуса. Отвечая на вопросы защитника Шахта - адвоката Дикса, свидетель продолжал давать показания относительно антигитлеровского заговора и деятельности участников этого заговора после начала войны. Свидетель при этом подчёркивает, что генералы, которых пытались привлечь к заговору, оставили заговорщиков в самый решающий момент.

Защитник генерального штаба и ОКВ Латернзер выражает своё несогласие с заявлением свидетеля о роли генералов и говорит, что показания Гизевиуса являются «не изложением фактов, а выражением суждений». Адвокат Дикс в связи с этим замечает, что речь идёт отнюдь не о суждениях, а о фактах, что генералы действительно покинули антигитлеровских заговорщиков в самый последний момент.

Далее свидетель переходит к изложению истории покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Он рассказывает, что к лету 1944 года была создана новая группа во главе с генералом Ольбрехтом. Одним из активных участников этой группы был граф фон Шулленбург. Он взял на себя организацию покушения на Гитлера. Свидетель, проживавший в это время в Швейцарии, тайно вернулся в Германию, где в Берлине он встретился с лидерами заговора - генералом Бек, Герделером и некоторыми другими. На этом совещании было решено, что в заговор не будут втянуты никакие гражданские лица, кроме Герделера, Лейхнера и свидетеля Гизевиуса. Шахт о покушении на Гитлера ничего не знал.

Отвечая на вопрос защитника, свидетель указывает, что в заговоре 20 июля 1944 года участвовали генерал-полковник Бек, фельдмаршал Витцлебен, генерал Ольбрехт, командующий танковой армией генерал Хепнер, генерал Гаазе и ряд офицеров.

После перерыва к допросу свидетеля приступает обвинитель Джексон. Он напоминает, что свидетель имел долгий разговор с ним, Джексоном, два месяца спустя после разгрома Германии, и что свидетель допрашивался перед выступлением на суде не только защитой, но и обвинением. Свидетель подтверждает, что он был участником антигитлеровской группы с момента её возникновения до падения Германии. В случае удачи заговора, который планировался группой, свидетель должен был стать во главе германской полиции.

Переходя к деятельности гестапо, Джексон спрашивает: «Включали ли преступления гестапо пытки, сожжение и казни тысяч людей?» Свидетель отвечает: «Да».

Обвинитель: Входило ли сюда незаконное заключение тысяч невинных людей?

Свидетель: Да.

Обвинитель: Они бросались в концлагеря, где их мучили и убивали?

Свидетель: Да. Это так.

Обвинитель: Конфисковалось незаконно имущество политических противников?

Свидетель: Да, и в очень большом размере. Они называли это «конфискацией имущества враждебных государству элементов».

Обвинитель: Существовала ли практика преследований и конфискации в отношении еврейского населения?

Свидетель: Да, в миллионах случаев.

Обвинитель: Знали ли члены гестапо, что делалось там?

Свидетель: Каждый член гестапо знал о деятельности своей организации с первого или второго дня своей работы там.

Дальнейшими вопросами обвинитель устанавливает, что сначала в гестапо была группа гражданских чиновников, насильно посланных туда. Однако впоследствии, по прямому приказу Геринга, все, кто не разделял целей этой организации или был шокирован её методами, были удалены из гестапо.

Обвинитель напоминает, что Гизевиус знакомился с обстоятельствами поджога рейхстага. Поэтому он просит его рассказать трибуналу о результатах этого расследования. Свидетель показывает, что мысль о поджоге рейхстага возникла у Геббельса, выполнявшего волю Гитлера организовать какой-нибудь пропагандистский трюк. Геббельс вызвал начальника берлинских штурмовиков Карла Эрнста и подробно рассказал ему, как осуществить поджог рейхстага. Поджигатели должны были проникнуть в здание рейхстага через ход из дома Геринга. Чтобы им никто не мог помешать, у входа в рейхстаг были поставлены надёжные штурмовики. Во время поджога Геринг находился в прусском министерстве внутренних дел. Когда ему доложили о пожаре, он приказал вести расследование таким образом, чтобы свалить вину за поджог рейхстага на коммунистов. Один из участников поджога, не получив обещанной денежной награды и исключённый из штурмового отряда за какое-то уголовное преступление, выразил желание выступить свидетелем на лейпцигском процессе. Он дал свои показания, соответствующим образом записанные, и готов был появиться на суде. По приказу Геринга гестапо захватила и уничтожила его показания и убила штурмовика. Ни один из десяти штурмовиков, участвовавших в поджоге, не остался в живых: они были убиты во время убийства Рема.

Свидетель оценивает, что во время кровавой бойни 30 нюня 1934 г. было убито от 150 до 200 тысяч человек. Геринг и Гиммлер подали министру юстиции Гюртнеру список, в котором значилось около 75.000 человек, но, разумеется, это число было значительно занижено. Списки людей, предназначенных к умерщвлению, по словам свидетеля, составлялись Герингом, Гиммлером и Гейдрихом.

По словам свидетеля, режим террора не ослабел после убийства Гейдриха. «Пришёл Кальтенбруннер, и террор со дня на день становился всё хуже. Гейдрих был, так сказать, убийцей по темпераменту, тогда как Кальтенбруннер был убийцей по холодному расчёту. Гейдрих не хвастал своими преступлениями, он даже скрывал их. С приходом Кальтенбруннера в гестапо стали разговаривать о всех преступлениях, о технике убийства людей, о количестве убитых, как о геройских поступках. Даже старые гестаповцы были потрясены наглой откровенностью Кальтенбруннера, говорившего об убийствах и казнях, о газовых камерах и прочих инструментах массового умерщвления. Разговоры на эту тему велись обычно во время обеда, поскольку Кальтенбруннер ввёл практику обсуждения деловых вопросов за обедом». Свидетель показывает, что его старый знакомый, начальник уголовной полиции Небе, в результате долгого и обязательного присутствия на этих обедах, стал неврастеником и превратился в совершенную развалину. Кальтенбруннер обычно восседал на председательском месте, рядом с ним сидели Мюллер, Штейнбах, Уленбург, Небе и другие. Во время этих обедов обсуждались новые способы массовых убийств, при чём Кальтенбруннер сознательно смаковал отдельные детали умерщвления людей конвейерным способом.

Вечернее заседание закрывается сообщением свидетеля, что подсудимый Папен никаким образом не проявил своего отрицательного отношения к гитлеровскому режиму произвола.