27 марта 1946 года на Нюрнбергском процессе. Утреннее заседание

На утреннем заседании трибунала 27 марта продолжался допрос свидетеля Штеенграхта защитниками подсудимых Риббентропа, Папена и Кейтеля. После защитников к допросу свидетеля приступает представитель английского обвинения полковник Филимор. Он просит свидетеля разъяснить, что он понимает под термином «типичный национал-социалист», о котором свидетель упоминал в ходе своих показаний. Свидетель говорит, что к «типичным национал-социалистам» он относит тех людей, которые фанатически разделяли все доктрины гитлеризма и для которых мнение Гитлера было бесспорным.

- Таким образом, - спрашивает обвинитель, - «типичными национал-социалистами» могли считаться люди, которые, например, принимали участие в преследовании и истреблении евреев, преследовании церкви и г. д.

Свидетель, чувствуя, что прямой ответ может разоблачить его бывших начальников и хозяев, сидящих на скамье подсудимых, начинает вилять, заявляя, что большая часть «фанатиков национал-социалистов» будто бы не знала о творившихся жестокостях

- Вы, - говорит обвинитель, - показали ранее, что подсудимый Риббентроп не мог нести ответственности за действия на оккупированной территории. Как же произошло, что министерство иностранных дел потеряло эту ответственность на оккупированных территориях?

Свидетель пытается объяснить это тем, что вся власть на оккупированных территориях переходила обычно в руки военного командования и других оккупационных властей и в связи с этим министерство иностранных дел не имело права вести переговоры с существовавшими на оккупированных территориях правительствами. По словам свидетеля, даже наблюдатели министерства иностранных дел были отозваны из оккупированных Германией стран.

Однако обвинитель напоминает свидетелю, что во Франции во время оккупации был, например, германский посол Абец, который отчитывался перед Риббентропом. В обязанности Абеца входило, в частности, давать ответы тайной государственной полиции относительно документов политической важности и давать ответы и советы по вопросу о захвате общественной собственности и еврейской собственности во Франции на базе специально изданных по этим вопросам инструкций.

Предъявив ряд документов, обвинитель изобличает лживость показаний свидетеля о том, что будто бы подсудимый Риббентроп не преследовал евреев. В документе, предъявленном обвинителем, приводится за подписью свидетеля указание подсудимого Риббентропа, как министра иностранных дел, относительно антиеврейских выступлений представителей министерства иностранных дел за границей. В документе перечисляются отделы министерства иностранных дел в Германии, которые должны были сотрудничать по антиеврейским вопросам.

Свидетель, несмотря на бесспорность фактов, изложенных в документах, и на бесспорность самих документов, снова упорствует и не признаёт виновности подсудимого Риббентропа в преследованиях евреев.

После предъявления свидетелю других документов, изобличающих Риббентропа в преследованиях евреев, обвинитель, обобщая их доказательную силу, спрашивает свидетеля: «Из всех этих документов можно сделать вывод, что подсудимый Риббентроп был одним из самых жестоких преследователей евреев?»

Свидетель продолжает отрицать это. Тогда ему показывают ещё один документ - протокол совещания Гитлера с Риббентропом и венгерским регентом Хорти, состоявшегося 17 апреля 1943 года для обсуждения «еврейского вопроса».

«Фюрер сказал, - говорится в протоколе, - что в Венгрии имеется много евреев. Поэтому следует разрешить еврейскую проблему. Хорти спросил, как нужно разрешать еврейскую проблему, и добавил: «не можем же мы убить всех евреев». Имперский министр иностранных дел заявил, что евреи должны быть уничтожены, истреблены или взяты в концлагеря и что для решения еврейского вопроса других возможностей не имеется».

В ответ свидетель, припёртый к стене, бормочет, что Риббентроп слепо следовал приказам Гитлера.

Обвинитель: Подсудимый Риббентроп следовал приказам Гитлера вплоть до осуществления самых сильных жестокостей?

Свидетель: Фон-Риббентроп не имел исполнительной власти и, таким образом, не совершал жестокостей. (Смех в зале).

К допросу приступает представитель американского обвинения полковник Эмин. Он спрашивает свидетеля, подтверждает ли он свои показания, что подсудимый Риббентроп не был «типичным нацистом». Свидетель отвечает утвердительно.

- Считаете ли вы Геринга «типичным нацистом»?

Прежде, чем ответить на этот вопрос, свидетель заявляет, что Геринг боролся за захват власти, много выступал на собраниях и занимал совершенно другое положение в партии. Обвинитель требует прямого ответа: да или нет. Изворачиваясь, свидетель уклоняется от прямого ответа, но затем заявляет: «Геринг был лицом особого рода. Я не могу назвать его нацистом, если это звучит плохо».

Обвинитель: Хорошо, - тогда ответьте, знакомы ли вам все эти «джентльмены», которые сидят сейчас здесь на скамье подсудимых? (Смех в зале).

Свидетель: Да, конечно.

- Итак, - говорит обвинитель, - назовите же нам без дальних объяснений «типичных нацистов» среди подсудимых.

Свидетель явно нервничает и под обращёнными к нему взорами подсудимых тихо произносит фамилии Розенберга, Гесса и Франка.

Обвинитель: Значит, вы считаете, что все остальные не являются типичными нацистам.

Свидетель: Этого я не сказал. Но я должен тогда снова всех пересмотреть.

Обвинитель: Я уже три раза просил вас сделать именно так.

Свидетель: Тогда я вижу там ещё Заукеля, который был гаулейтером и в национал-социалистском движении занимал ведущий пост. Потом вижу руководителя молодёжи Шираха, который воспитывал гитлеровскую молодёжь.

Обвинитель спрашивает свидетеля, известны ли были ему и в министерстве иностранных дел факты массового убийства, пыток и голода в концлагерях и было ли известно, что священнослужителей мучили, убивали, обрекали на голод в концлагерях.

Свидетель говорит, что он ничего не знал об этом. Однако из дальнейших его показаний выясняется, что он всё же «кое-что знал», т. к. он сам заявил, что обрабатывал ряд материалов и, таким образом, будто бы спасал этих людей или улучшал их жизнь в концлагерях.